см.Начало

Война, конечно, мерзость. Сплошное человекоубийство. Но даже на войне бывают просветы, когда войска переходят к обороне и бои затихают. А тем паче, когда полки выводят во второй эшелон и рас­полагают где-то в лесном массиве. И наступает тишина. Даже птич­ки начинают петь и зверушки скакать с ветки на ветку, от кустика к кустику.

В такой обстановке у Куманева рождается стихотворение:

Утро в прифронтовом лесу

Я помню: года эстафету

Тогда июню май вручал.

Гостеприимно на рассвете

Нас курский соловей встречал.

Он пел, а сердце под шинелью

Рвалось туда, где отчий дом,

Где хоть не часто - раз в неделю

Кино смотрела всем селом.

Где мать в морщинах прячет ужас,

Где нелегко, но жизнь идет,

Где так волшебно пахнет ужин,

Где та, которая все ждет...

Туман в объятиях утра таял,

Вставало солнце за селом,

Осколки ночи выметая

Своим багряным помелом.

А соловей! Ну, что за птица,

Ну, что за интриган такой!

 То заставлял на что-то злиться,

То вдохновлял на смертный бой...

Вздыхали, слушая, солдаты,

Стонали молча про себя.

В руках сжимали автоматы,

Мир защищая и любя.

Но призрачный фронтовой покой не вечен, вторые эшелоны существуют не столько для отдыха, сколько для накопления сил для новых ударов по врагу. Вот и пришел приказ на новое наступление. Рота атакует высоту Безымянную. Враг жестоко сопротивляется. Рота залегла, но несет потери. Может случиться так, что через полчаса - час от нее останутся, как говорится «рожки да ножки».

Нужен рывок, чтобы вывести ее из-под вражеского огня и захва­тить высоту. Куманев вскакивает во весь рост, бросает призыв:

-        Рота, за Родину! Вперед!! За мной!!!

За политруком вскакивает один боец... другой... пятый... десятый... Вот и вся рота! Гремит мощное «Ура!!!» начинается рукопашная...

Враг не выдержал... Высота взята!

Но среди победителей не оказалось политрука. Его, тяжелоране­ного, подобрали санитары и отправили в батальонный медпункт...

После выздоровления в госпитале, Куманев попал на Воронежс­кий фронт.

-        С севера на юг, скоро я окажусь в Крыму, - шутил Куманев и пояснял: - начал с Калининского фронта, потом - Брянский, теперь вот - Воронежский. Следующим будет Крымский.

После боя за село Каменку Куманев пишет стихотворение

                    Букварь

Село сожженное - одни печные трубы.

Нигде нет ни души: враг в панике бежал.

Лишь у колодца с закопченным дубом

Мальчонка неподвижно на траве лежал.

Угасла жизнь в его глазах игривых,

И кровь на ранах запеклась слегка,

А на груди - букварь, как символ дней счастливых,

Сжимала крепко детская рука.

Его лицо решимость выражало,

Во всем был жест не по его годам.

Казалось, что убийцам угрожал он:

«Уйдите, подлые, букварь свой не отдам!»

Он умер, смерть приняв как славу,

Букварь любимый стойко защищал,

И как ответ на дикую расправу

Последний раз к груди его прижал...

Сколько раз Куманев поднимал в атаку роту, а затем - и баталь­он, замыкал их при отходе на новые рубежи - он не считал, но слова Николая Тихонова: «Слава и честь политрукам, ведущим армию к победе». И не имело никакого значения то, что из политрука он пре­вратился в старшего лейтенанта и замполита роты, а затем - в капи­тана и замполита батальона. В сути своей он все годы войны был политруком - политическим руководителем тех сотен соотечествен­ников, которые на время стали солдатами, сержантами и лейтенан­тами, и вместе с ними переживал наши общие неудачи и радовался нашим успехам.

И когда радио принесло радостную весть в Кольчугино, Влади­мирской области, в госпиталь, в котором Куманев долечивал свое третье ранение, он написал стихотворение «Весна на Одере».

Ему не суждено было дойти не только до Одера, но даже до Буга, но мысли его, чувства его, воля его были с теми, кто, перешагнув нарушенную немцами в 1941 году границу, шел освободительным походом по Европе и дошел до Одера.

Подписан мир! И пушки смолкли.

Нас оглушила тишина...

И только тут смекнули толком,

Что на дворе была весна.

Весна без милой той березы,

Что под окном у нас растет.

Что под корою прячет слезы

И нас четвертый год уж ждет.

И нет тропинки той курчавой,

Что торопливо в сад бежит,

И дед привычно не встречает,

Прищурив глазки у межи,

Весна! Но только нет той силы,

Нет половодья русских рек.

Весна - вне матушки-России,

Что гром небесный в январе.

Она и здесь смеется громко,

 У нашей, русской - смех нежней.

Весна здесь - вроде амазонки,

А наша - девственно скромней.

Продолжение