Неизвестное о самой известной
(к 110-летию со дня рождения Л.А. Руслановой)
Голос из черного ящика
Вторая половина 50-х годов 20 века. Мордовия.
Эрзянское село Вишка Маризьвеле (Малое Маресево). В общем-то оно не такое уж
маленькое: дворов 300. Но называется Малым, потому что в 7 км – Покш Маризьвеле
(Большое Маресево), которое действительно гораздо больше.
Убогие, крытые соломой, приземистые избы. В одной из
таких с родителями и тремя братьями живу я. Мне восемь лет. В избе радостное
возбуждение: из районной МТС (Машино-тракторная станция) на выходной день
пришёл отец (он там ремонтирует тракторы) и принёс какую-то объемистую коробку
(тащил около 20 км пешком). Распаковали, достали небольшой черный ящик. Мама
быстро освободила полку в старом шкафу (подарок тётки, жены районного
партработника), чёрный ящик водрузили туда. Отец ещё немного покопался в нём, и
вдруг ящик по-русски сказал: «Поет заслуженная артистка РСФСР Лидия Русланова!»
Затем широко, вольно полилась песня:
Вниз по Волге
– реке, с Нижня Новгорода
Снаряжён струнок, как стрела летит…
Мы застыли, кто где стоял, и слушали, как завороженные.
Голос необычайной красоты, волнуя, проникал в душу, и слова будто
припечатывались в мозгу:
Лучше в Волге
мне быть утопимому,
Чем на свете жить нелюбимому…
Вот так из радиоприёмника «Искра», купленного отцом на
часть зарплаты, выданной, наконец, деньгами, а не облигациями, я впервые
услыхала имя и голос выдающейся певицы, чьё пение сопровождало меня потом все
годы отрочества и юности. В начале 60-х дядя Ваня, мамин брат, работавший в
соседнем селе учителем, был направлен в другое место; в связи с переездом свой
патефон с пластинками, к моей великой радости, он оставил нам. Были там и
пластинки Лидии Андреевны, которые я крутила без конца, пытаясь петь «как
Русланова», повторяя её интонации грусти, озорства, удали.
Надо отметить, что и сама я росла в поющей семье. Отец
и мать обладали музыкальным слухом, имели неплохие голоса. Отец великолепно
играл на гармошке, обучил и брата моего Сашу. Этот инструмент у нас был всегда.
Мамины братья и сестры тоже прекрасно пели. Поэтому когда в праздники вся родня
собиралась вместе, от песен звенели стекла в окнах! Господи, как же красиво они
пели! Многоголосно, с подголосками, каждый вел свою партию, но звучало это не в
разнобой, а слаженно, мощно. (Свидетельство Л. Руслановой: «В деревне пели
сложно, с подголосками, с «подполозами…»).
Пели у нас и песни из репертуара Л. Руслановой, и
другие русские песни: «Перевоз Дуня держала», «Казань город славной»,
«Гребенской казак», «Скакал казак через долину», «Когда я в люлечке качалась…»
Кстати, некоторые из них в исполнении самих русских я никогда не слышала. А уж
без Руслановских «По диким степям Забайкалья», «Валенки», «Уморилась», «Живет
моя красотка», «Златые горы» не обходилось ни одно застолье. Но самое
поразительное вот что: пили на тех застольях мало! Чисто символически. Вроде бы
сидят за столами подолгу, угощаются много, а пьяных нет. И поют, поют! Ведь
если человек перепьёт, какой из него песельник? Одно невразумительное мычание!
Как я теперь понимаю, тогда и собирались-то не столько ради пития, сколько ради
пения. Песней облегчали, услаждали душу и напитывались положительной энергией.
Жаль, очень жаль, что сейчас эта удивительная традиция народом практически
утеряна. В наши дни, если и поют в застолье, то неумело, пьяно, кто в лес, кто
по дрова. Навыки многоголосного пения сохраняются только в немногочисленных
профессиональных коллективах. А тогда пело все село! Я и теперь с удовольствием
вспоминаю, как под вечер женщины с пением возвращались с сенокоса, как весело,
с песнями – плясками под гармошку провожали весну. Жили бедно, а пели! Сейчас
ничего подобного в деревне нет. Обезлюдела, оскудела она…