Путем Великого Эрьзи
В 1976 году московский скульптор по дереву Михаил Ильяев
организовал свою первую персональную выставку. Она была посвящена
100-летию со дня рождения скульптора Эрьзи − его учителя.
Мало кто использует выставки своих
работ для прославления других, уже признанных мастеров. Но это
не смущало Ильяева, как и то, что многие из его первых скульптур были
выполнены явно в манере Эрьзи. Первоначальное подражание имело цель
познать, понять, научиться. Эрьзя создавал многие свои работы,
пользуясь мощной бормашиной. Так он добивался плавных переходов
в деталях, нежности обработанной поверхности. Научиться этому можно
было, только повторяя то, что делал мастер, и постепенно привыкая к его
необычной технике. Чувственность и открытость искусства Эрьзи делают
его творчество незабываемым. Тот, кто видел однажды портреты,
выполненные художником, не спутает их с другими.
Выставка привлекла внимание; в числе
посетителей были и ученицы Эрьзи − Е. Мроз, А. Сакс, писатель А. Моро
и другие, кто на жизненном пути встречался со Степаном Эрьзей.
Творчество скульптора из Мордовии
не сразу было признано в России − его произведения были настолько
непохожи на работы советских скульпторов того периода, что втиснуть
их в общепринятые рамки не удавалось.
Михаилу Ильяеву было важно понять,
в чем секрет такой самобытности, не для того, чтобы делать отличные
копии работ Эрьзи, а чтобы на основе этой уникальной школы выработать
свою манеру, свой способ заявить миру о добре, любви и радости, которые
несет искусство деревянной скульптуры. Он всегда ощущал себя заочным
учеником Эрьзи. Немногие художники могут оживить дерево, наполнить его
смыслом и вдохновением так, как это делал Эрьзя. И конечно, Михаилу
было очень важно познакомиться с людьми, которые знали скульптора
лично, и побывать там, где жил и работал его учитель. Саранск,
Геленджик, Новороссийск, Италия, Аргентина и другие места, где
находились скульптуры Эрьзи. Интересно было попробовать свои силы
в скульптуре из дерева кебрачо, впервые «прирученного» именно Эрьзей.
Кебрачо − порода, которую в Аргентине до сих пор используют для
производства шпал, заборов и полов. По твердости оно превосходит
знаменитые самшит и черное дерево и обладает красивой причудливой
фактурой. Его ствол и ветви покрыты разнообразными наростами
и наплывами, в которых творческий человек видит фантастические образы.
Древесина кебрачо позволяет освободить эти образы, лица, человеческие
тела, но обычные стамески для работы с ней не подходят.
А усовершенствованная Эрьзей стоматологическая бормашина дает
прекрасные результаты. Ильяев освоил эту оригинальную технику работы,
внес в нее и свои приемы. Он пишет в книге «Эрьзя в моей жизни»:
«Работая бормашиной, получаешь большую гарантию не сделать ошибок.
Фреза снимает материал тонким слоем, давая возможность вовремя
остановиться. Создается впечатление, что работаешь с надежным
партнером… Прежде чем приступить к первому куску кебрачо, я пробовал
вырезать образы в пластике Эрьзи из сувелей березы, дуба и даже липы.
И только после заметных удач осмелился прикоснуться к кебрачо…» Свою
первую работу из этого дерева Ильяев назвал «Вдохновение» − именно
такое состояние испытал мастер, прикоснувшись к материалу, который
открыл для людей его учитель.
Эрьзя не открывал всех своих секретов
работы с кебрачо, в том числе склейки произведений. В архиве Саранска
Ильяев обнаружил ходатайство Степана Эрьзи о патенте, в котором
художник обращался в аргентинскую организацию с просьбой запатентовать
способ «химической обработки дерева из опилок цветного кебрачо». Смысл
открытия в том, что, используя калий, аммоний и соляную кислоту, можно
соединить куски кебрачо за счет растворения танина, содержащегося в его
древесине. Это актуально, поскольку скульптуры часто бывают больших
размеров. Так, голова Моисея, которую Эрьзя выполнил из дерева
альгарробо в 1932 году, была высотой почти два метра.
О своей поездке в Мордовию Ильяев
писал: «…В 1974 году я поехал с супругой в Саранск, где хранилась
большая часть скульптур Эрьзи в нашей стране. Меня доброжелательно
встретили сотрудники музея, который в то время располагался на первом
этаже жилого дома, находящегося на центральной площади. Часть
произведений экспонировалась в старой картинной галерее художника
Сычкова. Помещения небольшие и неприспособленные, но я был заворожен
святым искусством Эрьзи. Я, как обалдевший, ходил четыре дня, забыв
о времени и о себе. Казалось, это создавала не человеческая рука,
а боги небесные. С утра до вечера, находясь в залах средь божественных
творений (благо зрителей почти не было), я пытался понять, как мог
человек создать такую красоту, душу вложив в каждый огромный кряж,
ствол и мрамор, превратив их в образ или в пластическую форму тела
человеческого? А двухметровая голова пророка Моисея из огромных
наростов мощно над залом парила, как вершина горы седовласой или лава,
застывшая в образе мудрого старца. Я смотрел, восхищался, пытался
понять, что двигало руку автора в момент вдохновения…»
Сходство ученика и учителя выражается
и в том, что оба не прибегали к созданию эскизов своих работ, начиная
сразу резать материал, отсекая все лишнее интуитивно, но точно
передавая основные черты и детали человеческих лиц и тел. Так творил
и Микеланджело. Это сходство увидела в скульптурах Ильяева и ученица
Эрьзи Юлия Кун. Отметив его многообещающие способности и усвоенный
Михаилом стиль великого скульптора, она посоветовала ему искать свой
путь.
Посетив Геленджик и Новороссийск,
Михаил мечтал побывать в далекой Аргентине, где Эрьзя провел немалую
часть жизни. В советские времена такая поездка была совершенно
нереальна, однако желание осуществить её не покидало скульптора. Ещё
в 1977 году ему удалось списаться с Луисом Орсетти, секретарем Эрьзи
аргентинского периода, который оказал большую помощь Саранскому музею,
прислав множество материалов об Эрьзе, и одобрительно отзывался
о работах Ильяева, усмотрев в них мастерство и стиль. Он писал Михаилу:
«…Ваши работы выражают силу и тонкость в манере Эрьзи. Владеть
материалом да углублять понятие об искусстве как средстве
самоутверждения и выражения душевных богатств человека. Это трудно,
но зато − какое мастерство. Работать да работать надо!» Как известно,
если мечта не идет к человеку, то человек идет к мечте. Обстоятельства
сложились так, что в 1998 году состоялась встреча Михаила с Владимиром
Дмитриевичем Беликовым, русским эмигрантом, постоянно живущим
в Буэнос-Айресе. С его помощью 20 февраля 1999 года Ильяев добрался
до города своей мечты. Творчество Эрьзи имело там большой успех, ведь
художник воспел все, что составляло истинные ценности и гордость
Аргентины, и нашло настоящих ценителей и поклонников. Самым
продолжительным и плодотворным периодом всей его жизни оказался
аргентинский. В Буэнос-Айресе Эрьзю считали «своим скульптором»,
называли «чародеем и волшебником». Американские коллекционеры за работы
предлагали мастеру более миллиона долларов, но получили отказ − Эрьзя
берег свои произведения для Родины.
Не зря Эрьзю в Аргентине именовали
гением кебрачевых лесов. В лесах Чако он находил необходимые для
творчества кряжи и наросты. Поиск материала занимал много времени,
да и дотащить до мастерской тяжелое спиленное дерево было непросто. Но,
конечно, результат стоил затраченного труда. Красота и одухотворенность
лиц, пластика и грация тел − настоящая магия творчества. Ильяеву
удалось познакомиться с людьми, знавшими Степана Эрьзю, скульпторами,
учениками мастера. Все они отмечали его «своеобразное мастерство
и способность постоянно трудиться, работать без эскизов в глине».
Неповторимые, завораживающие образы, по их словам, долго остаются
в памяти… Первая скульптура Эрьзи, которую Михаилу удалось увидеть
в Южной Америке, называлась «Авиатор». За ней последовали «Дума»
и «Фантазия» − все из кебрачо. Были и скульптуры из мрамора, гипса;
многие работы находились в музеях и частных коллекциях (Эрьзя нередко
дарил свои произведения друзьям), некоторые украшали парки города.
Из этой поездки Ильяев привез в Москву массу впечатлений, телефоны
и адреса новых друзей, собранные по крупицам документы, книги, письма,
которые значительно обогатили архив, уже существовавший к тому времени.
Особенно поразило скульптора то, что Эрьзя занимает в культуре
Аргентины почетное место, память о нем жива. Он был счастлив
прикоснуться к священным для учителя местам, многое увидеть и лучше
понять его. Впоследствии Ильяеву удалось побывать в этой стране ещё два
раза, и каждый раз обнаруживались неизвестные до тех пор свидетельства
таланта и гения Эрьзи, его произведения, многие из которых были
возвращены в Россию.
Удивительно и непостижимо складывается
судьба художника, но порой и не менее загадочно она предопределяет уже
после его смерти путь тех, кто верно и преданно хранит его наследие.
Имена пламенного ваятеля Степана Эрьзи и скульптора Михаила Ильяева −
это имена мастера и ученика, вдохновителя и последователя.
Степан Дмитриевич Нефедов
(1876–1959) родился в Мордовии, работал в артелях иконописцев, окончил
Московское училище живописи, ваяния и зодчества, около 20 лет прожил в
Москве. Псевдоним «Эрьзя» С. Д. Нефедов взял в честь своего народа.
Регина БУДАРИНА http://www.lesprominform.ru/jarchive/articles/itemshow/551 |